Пишет Виталий Колтовский
Изменчивость галичан в зависимости от политической ситуации
непревзойдённая и носит массовый характер…
Изменчивость галичан в зависимости от политической ситуации
непревзойдённая и носит массовый характер.
Мой преподаватель научного коммунизма перекрасил коричневый пол в
семейном общежитии в зелёный цвет, мотивируя это тем, что
коричневый скорее красный , а по красном революционному цвету
ходить он не может даже босиком. Серце истинного коммуниста такого
не выносит. Істінно, істінно говорю вам ; он похвалялся письмами в
ЦК КПСС с предложением закрыть в городе все рестораны и устроить
там библиотеки марксизма-ленинизма.
Как только ветер перемен дунул в нашу сторону я встретил его в
центре города с огромным жёлто-голубым значком на лацкане пиджака.
Такие значки тогда ещё были дефицитом и одному Будде было известно,
где он его взял. На лице играла улыбка юного
революцыонера-романтика. Ничуть не смущаясь он протянул мне
руку:
-Вирю, дружэ! Украина будэ! (Верю друг! Украине быть!)
Согласен, это был странный человек, но его перерождение типично для
галичанина. Второй «деятель», заводской комсорг, ни село, ни упало,
перешёл работать в другой цех. Я и не задумывался чего это из
элитного цеха сборки электронных приборов для нужд ВПК СССР
переходить во вспомогательный цех по изготовлению деревянной тары.
Всё выяснилось когда я случайно встретил его на территории завода и
мы перекинулись несколькими словами. Оказалось, что он теперь не
Олег, а Олэсь и разговаривает исключительно на мове. До той
перестроечной поры он говорил исключительно на русском.
Таких людей в нашем селе называют «пэрэшиванци» — от слова
перешить. Каюсь, я тоже хотел, чтобы пельменная стала частным
предприятием и на меня не орала буфетчица, когда я, стоя в очереди
за пивом, держу в руках пустой бокал мёртвой хваткой. Бокал я
буквально вырывал из рук счастливчика, пивка попившего, выбегал на
улицу (категорически воспрещалось!) и самостоятельно мыл его у
колонки с водой. Полоскание пустых бокалов в одном и том же ведре
серьёзно подрывало мою веру в светлое коммунистическое будущее.
Да, я виноват в том, что желал иметь около общественного туалета
частный, платный, но чистый. Но это скорее физиологические, а не
политические требования, и на этом мои перестроечные порывы
заканчивались. Не впечатляли меня лозунги:
-Украина европейское государство за возможностями — московская
колония фактически
-Чтобы быть багатым нужно быть независимым
-Имперскому союзу нет!
-Вырабатываем на уровне европейских стран — получаем в 5-7 раз
менше!
Всех впечатляли, а меня нет. Дело в том , что лозунги эти раздавали
вместе с пояснительными табличками. В табличках циферки, циферки,
циферки…
Из циферок следовало, что мы собираем картофеля и производим
сахара больше, чем Германия, Франция и Италия вместе взятые, а
по молоку и мясу в числе лидеров.
Циферки эти кагбэ «Дойче Банк» вывел. Организация авторитетная,
безусловно, но выходило, что наши колхозники эффективнее работают,
чем их хвалёные фермеры. Я сам в колхозе два года работал и
представить, что немецкий фермер больше нашего колхозника пьёт,
ворует и бездельничает, не мог никак.
Как наш военный завод можно разобрать по кирпичику, вручить эти
кирпичики работникам и сделать их миллионерами — тоже в моей голове
не укладывалось. Я – самый молодой начальник цеха на заводе,
высококласный инженер (ну так говорили, по крайней мере, мои
подчинённые) тоже кирпичики считать умею. В цехе 150 работников;
пресса, станки, материалы уходили на делёжку с конструкторами,
технологами, отделами, охраной, транспортниками и пожарными — нам
оставались стены и потолок . Если по-честному, мне две панели
перекрытия, входная дверь и за круглосуточную нервотрёпку рабочий
стол плюс два фикуса с подоконника в бухгалтерии. Не густо.
Решили завод не демонтировать, а выписать всем сертификаты. На мои
дурацкие придирки: -Почему не деньгами? никто не хотел дать
вразумительного ответа. Директора все куда-то исчезли, а зато
уборщица наша, патриотычно настроенная от швабры до причёски
«конский хвост», мне обьяснила, что прийдуть инвесторы з нашои
диаспоры и эти бумажки купят за доляры. Пришлось мне также
зачёркивать позорное прошлое, менять окрас как хамелеону и вместе
со всеми начинать мыслить по-новому.
Оказалось, что наша изменчивость — не плохая черта характера и
отсутствие твёрдых убеждений, а всего лишь способ выживания. Позно
я это понял; все руководящие должности в товариществе украинской
мовы имени Тараса Шевченка уже были заняты. В РУХе обосновались
вчерашние комсорги, а в «Просвите»(просвещение) на должностях
восседали люди из таких дальних сёл, где сам чёрт говорит:
-Спокойной ночи. Они по праву считались более затурканными, а
значит, более пострадавшими от советов — и автоматически более
украинскими. Кому ж нести искру новой национальной идеи, как не
селянам с деда-прадеда.
Носители нацидеи отличаються от сограждан тем, что не работают, а
деньги исправно получают. Их призвание следить за наследием предков
начиная с работ отцов-основателей украинского национализма времён
Донцова. Их обязанность считать добандеровский национализм
заблуждением и ересью. Используя методы большевиков, старые
просвитяне порушили старый советский мир до основанья, а затем
начались проблемы.
Перешитые советские трудящиеся обьявили первой национальной идеей
снос памятников тоталитарного прошлого. К таким памятникам
относились бюсты Ильича, колхозы, предприятия ВПК, улицы Пушкина и
Лермонтова. Все танцевали, пели и беспрестанно митинговали. Мне
прих
6454
одилось ходить на митинги как представителю простого народа. И
то, считай, повезло. Начальник цеха в те времена приравнивался к
угнетателю.
На митингах я чувствовал себя не в своей тарелке. Вчерашние рабочие
пьяницы-прогульщики свысока поглядывали, намекая, что всё про меня
знают и молчат только из чувства брезгливой жалости.
Еле, по-блату, напросился в комисию по проверке проведения первых
демократических выборов. Выборы проходили в одном из сёл. Перед
инспектированием выборов прошёл инструктаж, даже два. Первый —
официальный, второй – доверительный. На втором сказали:
водку, предлагаемую председателем сельсовета, не кушать, так как
это может быть хитро спланированная КГБшная операция. Второй провёл
мой бывший токарь, ныне великий партийный босс. Токарь он был и
вправду хороший. Я его держал у себя, закрывая левые наряды на
немыслимые по советским меркам суммы. Он добро не забыл:
— Для того, чтобы люди тебе поверили, запомни; 8 марта не праздник,
а день проститутки. Второе: мы Новый год будем праздновать не 31
декабря , а по украински — 14 января на Василия, но резать в селе
москалей пока не надо, так как у нас будэ всє як у Амэрыци.
Перекрасившись в щирого националиста, я отлично справился с
заданием. Председатель сельсовета, мне не ровня, давно понял что
почём, заверил в одностайности правильного патриотического
голосования и предложил откушать водки не на избирательном участке,
а у него дома, тэт-а-тэт, во избежании той самой ГБиской
засады.
Водки я выпил много, но желаемого эффекта спокойствия не достиг.
Сельский голова поведал о подлости царя Петра, который бессовестно
украл нашу историю вместе с названием Русь. Оказалось, мы с ним
практически арийцы, а москали, натурально, татары, и все их
достижения — включая космос и строительство Санкт-Петербурга — то
на наших украинских кистках. Мы подружились, узнав друг в друге
родственные перешитые души.
Отвечая ему взаимностю и желая понравиться, я начал намекать на
имеющиеся у меня секретные сведения о целесообразности продажи
приватизационных сертификатов за живые деньги. Он лишь громко
рассмеялся. Моя отсталость от реалий новой жизни его откровенно
забавляла. Оказалось, нам Англия на днях, а может и скорее, должна
вернуть сокровища гетмана Полуботка. На каждого украинца выходит по
17 тыщ фунтов стерлингов. Какая уж тут водка!
Перекрасились у нас все. Единицы совершенно не приспособленых к
жизни индивидуумов позакрывались в квартирах и начли ждать, чем всё
это закончится, ехидно хихикая. Многих, конечно, терзали смутные
сомнения: как вчерашние представители серой массы, сегодня
возглавившие общественные движения, сумеют в короткие исторические
сроки дорости до решения общегосударственных задач?
Серые ответили опчеству быстро и решительно:
— Главное патриотизм, а свободный рынок всё расставит на свои
места!
К тому времени я перекрасился окончательно, так как народные масси
заменили лозунг «Перестройка, гласность, обновление» на более
простой и понятный: «комуняку на гилляку» (коммунистичекую каку
повесь на веточке).
В категорию «комуняка» попадали все жители Галичины, не успевшие
перешиться – перекраситься. Прикинутся простым обывателем
было можно, но сложно, такая неперековка была народу непонятна,
выявлялась и каралась общественным осуждением как минимум. Если ты
не принимал участие в патриотическом расталкивании локтями себе
подобных, лезущих наверх новой карьерной лесницы — мог сразу сойти
за предателя многовековой украинской национальной идеи.
Толкаться было невыносимо противно, и я начал пить водку, показывая
окружающим, что не опасен и сам добровольно качусь в пропасть. Мало
того, противно — категория личностная. Откровенно говоря, у меня не
было никаких шансов протолкнуться на украинский пьемонт. Не хватало
искренности. Нужно было искренне ненавидеть русских и
по-всамделишнему считать, что канадские богачи спят и видят, как бы
свои денежки отдать нашей голытьбе.
Не верил я голосам, из подворотни вещавшим, о новых технологиях,
которые мы получим с Европы совершенно бесплатно. Выходило —
инженеры Запада подарят нам свои знание и помогут внедить эти самые
новые технологии из чуства простой солидарности белых воротничков.
Этот бред в голове не укладывался, и приходилось снова пить
водку.
Я у себя в цехе уже внедрял высокие технологии. Лазерная пайка не
пошла. Найти пять человек толковых операторов оказалось задачей
невыполнимой. Хоть сам садись паяй в компании с технологами и
конструкторами. Кто ж тогда управлять будет? ПТУшники? Пришлось
брать 100 выпускников тех самых ПТУ, обучить их по-быстрому,
вручать сорокаваттные паяльники, и в процентном соотношении 20/80
качество/ брак выполнять план.
Потом план отменили, так как национальной идеей стало охаивание
всего хорошего, но вчерашне-совкового. Завод закрылся. Для меня это
стало личной трагедией. Но пережил. Не стал дожидаться очевидного
конца и уволился по собственному. Начальник отдела кадров, из новых
серых, сокрушалась: — Как можно в такое непростое время бросать
предприятие? Она была уверена — завод закрыть невозможно, ибо он
очень большой.
Впоследствии отличные противоракетные комплексы «Кольчуга» стали
позором новой Украины в Ираке. Импорт технологий не предвещал
массового переселения квалифицированных рабочих, поэтому
перспективы технологического прорыва представлялись мне туманно.
Вместо перестраивания производства власть вчерашних бесталанных
художников, неудавшихся преподавателей и карьерных учёных начала
выяснять, кто нам сколько должен — и требовать сатисфакций.
В этом неясном тумане будущего проглядывался только образ
зарождающейся «великой украинской нации». Необходимо было прибится
к плотному скоплению отдельных организмов, чтобы чувствовать себя
частью возрождающегося Феникса. Колеективная мимикрия стала важным
дополнением национальной идееи.
Я честно пробовал помочь своей стране, но на этом фестивале
подражания меня ждали сплошные разочарования и поражения. Обезьянья
болезнь прошла после рокового распития той же водки, будь она не
ладна. Рассуждения о том, какова всё-таки наша цель и как должна
быть сформулирована украинская идея, кончились банальным
предложением: используя старые связи, вывезти с завода станки и
продать заинтересованым лицам. Я категорически отказался: — Не крал
никогда и не собираюсь этого делать с морально-этических
побуждений.
Собутыльник-националист вдруг спросил меня, глядя в прямо в
глаза:
—А ведь ты не украинец?
Я молчал, пытаясь сообразить, по какому критерию он это определяет.
Отнекиваться было бесполезно. Он уже всё для себя решил и, наливая
очередной стакан, пояснил:
— Справжни украинци водку никогда не занюхивают, а ты
занюхиваеш.
После такого вердикта я вдруг понял, что никогда не стану
справжним, щырым украинцем — и мне вдруг стало так легко и свободо,
задышалось так вольно, что я бросил пить навсегда. Перекрасился
обратно в трезво мыслящего человека и оцениваю происходящее как
катастрофическую неизбежность. Как говорил Сковорода: «Добрый ум
делает лёгким любой образ жизни».
Не беда, когда серость у руля управления. Раньше обком партии был
святилищем образованных интелегентных людей, зато теперь, посещая
горсовет, сам чувствуешь себя большим интелектуалом. Разве это
плохо?
Бесцветным я тоже не стал. Тяга к перекрашиванию непреодолима. Не
надо думать, что коллективная — мимикрия зло. Как говорят у нас в
селе: палка всегда о двух концах. СССР был обречён так или иначе.
Наступление интернета он бы не выдержал. «Врата небесного
спокойствия» сонной престарелой партэлиты были обречены. Никакие
танки этот тянаньмэнь уберечь были не в состоянии.
Глупо винить во всём американцев, НАТО, Бзежинского, Моссад или
королеву Англии. Мы все хотели попробовать пожить врозь. От хорошей
жизни рано или поздно наступает пресыщение. А жили мы хорошо.
Мне так один старик-галичанин говорил ещё о времена правления
Брежнева:
— Запомни слово старого гуцула; никогда наш народ не жил так
богато. Ни за Австрии, ни за Польши. Хлеб 16 копеек, а зарплата
уборщицы 70 рублей. Она эту зарплату получает и в «Универмаг» дверь
ногой открывает. Понимаю, что так долго длиться не может, потому
что так работать и так жить невозможно. Но лучше, чем сейчас, уже
не будет никогда.
Я с ним не согласился. Мне при советах тяжело дышалось. Не хватало
личной свободы. Сегодня свободы поболее — но дышать всё равно
тяжело. Воздух теперишней свободы почему-то противен до
омерзения.
На двадцатилетии независимости Украины под вопли: Назад
возврата не будет! убедился, что рождение новой
национальной идеи Галичины состоялось, но пока не озвучено. Суть
идеи состоит в поиске нового доброго хозяина.
Мы пытаемся продаться повыгодней — но пока безуспешно. Вожделенная
Европа не желает принимать богатства Украины вместе с украинцами
впридачу. Такая ноша по плечу, да и выгодна — только России.
Спасаясь от ненависного нам правления москалей, придётся сдаться в
почётное рабство какой-нибудь королевской династии. Габсбурги у нас
уже были — поэтому лично я за царя-принца Гарри.
Переиминовать Галичину в Галицко-Волынское княжество — и полдела
сделано. Ну и что, что рыжий? Это к удаче. Подумаешь, еврей: со
времён великого учителя галицких гуцулов Рабби Исроэля
Баал-Шем-Това не так много воды утекло.
Нам без пана никак нельзя. Никакое подражание не помагает избавится
от лени, тупости, чванства и необязательности. Да и, положа на
серце руку, независимая Украина нам не нужна. Нам нужен «плач за
Украиной». Наши предки сотни лет плакали «за волей и долей». Воля
пришла совершенно неожиданно — и всему миру стало ясно: мы не
способны к самоорганизации, хорошо работаем и творим только под
чужим каблуком.
Противления царствованию не предвижу. Стоит какому-нибудь
еврокомисару брякнуть невзначай: «Англичане вона как при королях
разудачно живут, а вы ж наши браття, европейці» — и дело
сделано.
Скорей бы, однако.