История отношений коммунистов и верующих в России есть история
единства их судьбы, что и не могло быть иначе. Крестьянство,
составлявшее громадное большинство русского народа, в начале ХХ
века сплошь было православным. Крестьянская православная Россия
доверила свою судьбу коммунистам в октябре 1917 года. С тех пор и
до августа 1991 года историческая судьба коммунистов и верующих
была единой — социалистической. Понятно, что это противоречило
разрушительным устремлениям идеологов и организаторов реставрации
капитализма в России. Им надо было взорвать и уничтожить
морально-политическое единство коммунистов и верующих во что бы то
ни стало. И это, увы, им удалось. Русское православие оказалось
заложником социального и духовного порабощения столь недавно
великой державы.
История отношений коммунистов и верующих в России есть история
единства их судьбы, что и не могло быть иначе. Крестьянство,
составлявшее громадное большинство русского народа, в начале ХХ
века сплошь было православным. Крестьянская православная Россия
доверила свою судьбу коммунистам в октябре 1917 года. С тех пор и
до августа 1991 года историческая судьба коммунистов и верующих
была единой — социалистической. Понятно, что это противоречило
разрушительным устремлениям идеологов и организаторов реставрации
капитализма в России. Им надо было взорвать и уничтожить
морально-политическое единство коммунистов и верующих во что бы то
ни стало. И это, увы, им удалось. Русское православие оказалось
заложником социального и духовного порабощения столь недавно
великой державы.
От Октября 17-го и до раскольной перестройки
До начала окаянной горбачевской перестройки и даже в ее годы
Русская православная церковь стояла на позиции «коммунистического
христианства», настраивала верующих на искреннюю поддержку
внутренней и внешней политики общенародного Советского государства.
Путь Церкви к этой позиции, о чем еще скажем, был нелегким: от
непризнания Советской власти и выступления против нее до полной ее
поддержки. Церкви пришлось считаться с интересами православных, для
которых Советская власть была их властью, а социализм — выражением
их чаяний социальной справедливости. Практика социалистического
преобразования России обязывала церковных иерархов не только
признать новую реальность, но и осмыслить ее, обновить каноны
богословия. В 20-е годы ХХ века возникло движение за обновленческую
церковь, идеологи ее отстаивали принципы «христианского коммунизма»
и утверждали, что «христианство есть религия благодатного труда для
устроения жизни человека на земле». К сожалению, в советское время
об обновленцах ничего не говорилось. Ничего не говорится и сейчас,
и понятно почему: обновленцы осудили капитализм как «смертный грех»
и признали социальное неравенство «недопустимым для христианина».
Идеологи обновленческой церкви настаивали: «Церковь должна быть не
только лояльной к Советской власти, но и открыто признать, что эта
власть мирскими методами проводит Христовы идеалы социального
равенства в жизнь». Потому сегодня иерархи Русской православной
церкви (РПЦ) ни слова не скажут об обновленцах 20-х годов минувшего
века. Но усилия последних не были напрасны. Чем дальше, тем больше
идеологи русского православия утверждали в сознании верующих
богословское положение о христианских истоках
социально-нравственных принципов и идеалов социализма и
коммунизма.
В 1959 году в «Журнале Московской патриархии» можно было прочесть:
«Не только в вопросе войны и мира, но и в деле построения наиболее
справедливого общества наши верующие, наша Церковь не имеют мнения
другого, чем наши секулярные сограждане — марксисты, которые
руководят обществом. Мы не расходимся с ними в понимании основных
задач человечества в этой жизни». Данное заявление можно воспринять
как приглашение коммунистов к диалогу. Но сама мысль о его
возможности вряд ли возникала тогда у иерархов Церкви. У
руководства же КПСС ее вовсе быть не могло: то было хрущевское
время, когда дали о себе знать затихшие было отголоски
воинствующего атеизма. Возрождение его не состоялось, но сталинская
линия, чего еще коснемся, мирного сосуществования Советской власти
с русским православием как явлением русской культуры оказалась
прерванной. Однако же в 1961 году в принятой ХХII съездом КПСС
Программе партии значился Моральный кодекс строителя коммунизма,
вмещающий в себя переведенные на партийный язык основные заповеди
христианской морали… Позади остались драмы и трагедии Гражданской
войны, ее реальное завершение в конце 30-х годов ХХ века. В годы
Великой Отечественной войны русское православие сыграло свою видную
роль в укреплении у верующих советских людей духа победы над
врагом. Несомненен вклад русского православия в Великую Победу и
послевоенное возрождение страны.
У Патриарха Московского и всея Руси Пимена имелись все основания
утверждать в 1980 году: «Являясь гражданами и патриотами нашей
великой социалистической Родины, мы всеми доступными нам средствами
поддерживаем ее миролюбивую внутреннюю и внешнюю политику, которая
отвечает чаяниям народов мира».
Ничто не предвещало разлада Русской православной церкви с Советским
государством. Гражданская война осталась в исторической памяти. Ее
раны зарубцевались. Вдохновителям варварской перестройки из «пятой
колонны» ничего не оставалось, как разбередить их для достижения
своей цели — раскола советского народа. Они сделали это с циничным
расчетом нанести удар по самому дорогому, что было в исторической
памяти советского человека, — по его благодарному отношению к
Ленину. Это отношение, рожденное прежде всего в сознании русского
крестьянина (с Лениным он связывал решение вековечного вопроса о
земле), передавалось из поколения в поколение. Чрезвычайное
почитание пролетарского вождя в народе западные советологи называли
комплексом Ленина. Долгие годы они ломали головы над тем, как его
разрушить. В перестройку это попытались сделать силами «пятой
колонны». Было предано гласности неизвестное дотоле письмо Ленина
секретарю ЦК РКП(б) Молотову от 19 марта 1922 года.
Скажем кратко о предыстории этого письма. 23 февраля 1922 года для
преодоления народного бедствия — голода в Поволжье из-за страшной
засухи, иными словами, для спасения жизни миллионов людей —
Советское правительство приняло декрет «Об изъятии церковных
ценностей для борьбы с голодом». Патриарх Тихон призвал
противодействовать исполнению данного декрета, что привело к
вооруженным антисоветским выступлениям части духовенства и
верующих. В упомянутом письме Молотову Ленин высказался за принятие
самых суровых мер по отношению к открытым врагам Советской власти,
прикрывающим рясой и именем Христа свой отказ от помощи голодающим:
«Чем большее число представителей реакционного духовенства и
реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем
лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на
несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и
думать».
Жестокие слова… Они объяснимы и оправданы жестокостью борьбы с
Советской властью реакционного духовенства (о нем ведь речь у
Ленина, никак не обо всем духовенстве и большинстве православных,
не жалевших своей жизни для победы народной власти). Сказать об
этом в теле- и радиоэфире, в печати в перестроечную пору было
невозможно. Какой скулеж о кровавом большевизме исходил тогда из
средств массовой информации, заполоненных интеллектуальной плесенью
— коротичами, карякиными, клямкиными и прочими.
Вой был поднят именно теми, кто еще недавно пел осанну Ленину,
прилюдно превращая его в икону, а заглазно глумился над Советской
властью и в кухонных пьяненьких откровениях ерничал над
коммунистами. Им было до Иисуса Христа и до русского православия
как до оледенения Европы — наплевать, да и только. Но теперь они
били в патриотические бубны и выступали защитниками русского
народа: «Большевики — губители Святой Руси!», «Какое святотатство!»
и т.д. и т.п. И, увы, находились наивные и простодушно доверчивые
среди верующих, принявшие русофобов за русофилов. Их сознанием
умело манипулировали, отводя внимание от того факта, что Ленин
говорил о необходимости карательных мер не за приверженность
православной вере, не за религиозные убеждения, а за преступления
перед Советским государством. Он отлично знал, что собой
представляет реакционное духовенство и какую опасность несет для
трудового народа. Оно отражало и защищало интересы помещиков и
буржуазии и боролось за возвращение их власти, нередко с оружием в
руках, в рядах белогвардейцев. Многочисленные кадры военного
духовенства служили в Белой армии: у Колчака их было несколько
тысяч, у Деникина — более тысячи, у Врангеля — более пятисот.
Монастыри служили опорной базой белых, в них хранились запасы
оружия, боеприпасов и находили убежище контрреволюционеры. Не о
каждом монастыре речь, но немало их являлось тайными опорными
пунктами антисоветской деятельности.
Это засвидетельствовано С.Есениным в стихотворении «Русь
бесприютная». В нем поэт представляет жестокие откровения
монахов-антисоветчиков: «И говорят, забыв о днях опасных: «Уж как
мы их… Не в пух, а прямо в пах… Пятнадцать штук я сам зарезал
красных, Да столько ж каждый, всякий наш монах». …В 1918 году
комиссар продотряда Макаров был растерзан монахами одного из
монастырей за то, что требовал поделиться запасами хлеба с
голодающими. О подобных фактах не мог не знать Ленин. Знал. У него
было право на жестокие слова.
В ленинский период Контрреволюция не могла обойтись без религии.
Она нужна была ей для оправдания своих злодеяний, для «освящения»
классовой ненависти бывших господ именем Бога, для удержания в
духовном рабстве тех же крестьян (бедняков и середняков), насильно
рекрутируемых в Белую армию. Не только православные священники из
числа ярых антикоммунистов, но и служители других конфессий
оказались в стане контрреволюции. В деникинской армии наряду с
полковыми попами несли свою службу муллы, во врангелевской —
капелланы (католики). В армии Колчака действовали старообрядческие
«дружины святого креста» и мусульманские «отряды зеленого знамени
пророка». Не случайно Ленин говорил о реакционном духовенстве, не
выделяя только лишь служителей православной христианской
религии.
В Гражданскую войну трудящийся православный мир сделал свой выбор —
пошел воевать за Советскую власть. Были и священнослужители,
оставшиеся с народом, те, что во все времена делили с ним все
тяготы и лишения. Это о них легендарный генерал Брусилов,
православный по вере, принявший народную власть и пошедший на
службу в Красную армию, писал, вспоминая о кровавых сражениях
Первой мировой войны: «…В тех жутких контратаках среди солдатских
гимнастерок мелькали черные фигуры — полковые батюшки, подоткнув
рясы, в грубых сапогах шли с воинами, ободряя робких простым
евангельским словом и поведением… Они навсегда остались там, на
полях Галиции, не разлучившись с паствой». Не все служители
русского православия в годы Гражданской войны разделяли враждебное
отношение к Советской власти патриарха Тихона и его окружения.
Случилось и имевшее большой резонанс в православном мире ослушание
патриаршей воли. Произошло это не где-нибудь, а в Петрограде в 1922
году. Настоятель церкви Захария и Елизаветы отец Александр
Введенский во время вечерней службы в присутствии прихожан передал
в фонд помощи голодающим всю серебряную и золотую утварь своего
храма. При этом он снял с шеи массивный золотой крест и положил его
поверх передаваемых государству драгоценностей. Патриарх Тихон
лишил отца Александра священства. Однако настоятель не сложил с
себя сана, а пошел на раскол: основал свою особую церковь
(обновленческую) и назвал ее Живой, став ее митрополитом. В своих
проповедях он призывал верующих поддержать Советскую власть. Как
только она была признана иерархами РПЦ, раскол был преодолен.
Гражданская война — война классовая. Но это еще и война
братоубийственная, с невинными жертвами, в том числе и среди
духовенства. То была война с разрушением древних памятников
культуры — церквей, соборов, храмов. Было ли это следствием
воинствующего атеизма ретивых ультра-революционеров из «левых»
коммунистов? Да, но лишь отчасти. Главной причиной разрушений
явился многовековой социальный гнев эксплуатируемых, униженных и
оскорбленных. Гнев этот обрушился и на Церковь, потому как она
накрепко была связана с ненавистным народу царским режимом —
режимом буржуазно-помещичьей власти. Русская православная церковь
расплачивалась за верную службу прогнившему самодержавию.
После Октябрьской революции резко изменилось прежде всего
социально-экономическое и политическое положение Русской
православной церкви. Она перестала быть крупным собственником и
влиятельной государственной структурой. 23 января 1918 года
Совнарком РСФСР принял подписанный Лениным декрет «Об отделении
церкви от государства и школы от церкви». По этому декрету
гражданам гарантировалась свобода совести — право исповедовать
любую религию или не исповедовать никакой. Церковь лишилась крупной
земельной собственности (владела почти шестью миллионами десятин
земли) и действующих на частнокапиталистической основе промышленных
и торговых предприятий (84 завода, 1112 доходных домов, 704
гостиницы и пр.). РПЦ утратила главный источник своего богатства —
принудительно взимаемую со всех православных церковную десятину и
постоянные государственные субсидии. Ей предстояло жить теперь на
добровольные пожертвования верующих («доброхотные даяния»).
Все это не могло не вызвать крайне враждебного отношения церковных
иерархов к Советской власти. В октябре 1918 года Поместный собор
РПЦ в своем обращении к духовенству и верующим назвал Октябрьскую
революцию «нашествием антихриста». Здесь заметим, что нынешние
иерархи РПЦ воспроизводят эту пережиточную характеристику Великого
Октября. И делают они это тем более рьяно, чем более активно
олигархически-криминальное государство возвращает Церкви изъятые
Октябрем монастырские земли, причем в размерах, которые вряд ли
могут быть освоены весьма скромными силами монахов. Не скупится
«демократическая» власть и на льготную поддержку
частнопредпринимательской деятельности священнослужителей. Как это
все отвечает проповеди христианского постулата о нестяжательстве?
Вопрос риторический. Впрочем, как и другой: не возвращается ли
Русской православной церкви статус крупного землевладельца,
собственника? Последствия ее такого положения истории хорошо
известны.
Но вернемся к положению РПЦ в первые советские годы. Оно было
трудным не только потому, что Церковь перестала быть
государственной. Но еще и потому, что ее не обошла стороной
эскалация насилия, в значительной мере вызванная разрухой, хаосом и
анархией, доставшимися Советской власти в наследство от буржуазного
Временного правительства. Священный синод это правительство
признал, отрекшись (!) от «помазанника Божьего» — царя Николая II.
Теперь Церковь пожинала плоды «деяний» временщиков. Власти
трудящихся пришлось принимать быстрые и жесткие меры для обуздания
анархического варварства. Здесь самое время сказать о роли Ленина
как главы Советского правительства в обеспечении гарантий
свободного вероисповедания, в защите гражданских прав духовенства.
В 1918 году в условиях разрухи, начавшейся Гражданской войны Ленин
подписал постановление Совнаркома о создании Всероссийской
реставрационной комиссии. Ей в ряду прочего вменялось в обязанность
обеспечить сохранность религиозных сооружений, имеющих
культурно-историческую ценность. В 1918 — 1921 годах Ленин часто
обращался к наркому юстиции Курскому по вопросам правозащиты
церковной деятельности. Приведем лишь некоторые ленинские обращения
и поручения наркому юстиции:
— Ноябрь 1918 года — поручение провести немедленное и строжайшее
следствие по делу об оскорблении бывшего митрополита Московского
Макария во время богослужения в Николо-Угрешском монастыре;
— Февраль 1919 года — просьба спешно разрешить делегации патриарха
Московского и всея Руси выехать к константинопольскому патриарху
для обсуждения общецерковных вопросов;
— Февраль 1919 года — просьба назначить расследование и принять
меры для отмены постановления Костромского реввоенсовета о
необоснованном закрытии монастыря;
— Май 1919 года — требование провести строжайшее расследование по
фактам, изложенным в жалобе казанской общины евангельских христиан
на их притеснения местной Советской властью;
— Январь 1921 года — просьба рассмотреть обращение прихожан церкви
при Военно-медицинской академии (суть обращения — отменить решение
о превращении церкви в клуб).
Ленин не оставил без внимания ни одного обращения к нему верующих.
И это в то время, когда полыхала Гражданская война, решался вопрос
— кто кого. Чем объяснить столь чуткое отношение пролетарского
вождя к вопросу правообеспечения свободы вероисповедания? Чтобы
лучшим образом ответить на данный вопрос, есть смысл прояснить для
себя ленинское отношение к религии. В наиболее концентрированном
виде оно выражено в статье «Об отношении рабочей партии к религии».
В ней Ленин без долгих предисловий заявляет: «Мы должны бороться с
религией. Это азбука всего материализма и, следовательно,
марксизма. Но марксизм не есть материализм, остановившийся на
азбуке. Марксизм идет дальше. Он говорит: надо уметь бороться с
религией, а для этого надо материалистически объяснить источник
веры и религии у масс. Борьбу с религией нельзя ограничивать
абстрактно-идеологической проповедью, нельзя сводить к такой
проповеди; эту борьбу надо поставить в связь с конкретной практикой
классового движения, направленного к устранению социальных корней
религии». Последнее, по Ленину, означает устранение «господства
капитала во всех его формах» — экономической, политической,
идеологической, культурной и нравственной.
Уметь бороться с религией, по Ленину, значит не перескакивать из
царства необходимости в царство свободы — не требовать от каждого
атеистического воззрения при переходе к социализму. Вслед за
Марксом и Энгельсом Ленин решительно осуждает якобы революционную
идею о запрещении религии в социалистическом обществе, прекрасно
понимая, что освобождение от религиозных предрассудков, формируемых
тысячелетиями, не произойдет быстро, одноактно, что отмирание
религии займет целую историческую эпоху. Ее, религию, нельзя
«отменить» декретами. Это приведет только к усилению ее влияния в
обществе, что доказано историей. Как материалист-диалектик, Ленин
требовал от партии коммунистов умения «терпеливо работать над делом
организации и просвещения пролетариата, делом, ведущим к отмиранию
религии, а не бросаться в авантюры политической войны с
религией».
И в советское время Ленин был решительным противником
«революционного максимализма» в отношении к религии, ибо отлично
понимал: отделение Церкви от государства никоим образом не означает
отделения религии от людей. Здесь он следовал тому постулату
Маркса, что только в преобразующей деятельности люди меняют земной
мир и самих себя. Иными словами, освобождая земную жизнь от
господства капитала, они освобождаются от веры в жизнь на небесах.
Главное условие для этого — гарантия свободы совести. В августе
1921 года ЦК РКП(б) по инициативе Ленина принимает постановление, в
котором говорится: «…По вопросу об антирелигиозной агитации дать
директиву всем партийным организациям и всем органам печати не
выпячивать этого вопроса на первое место… …Тщательно избегать
всего, что давало бы повод какой-нибудь отдельной национальности
думать, а нашим врагам говорить, что мы преследуем людей за их
веру».
Именно политика недопущения вульгарного, авантюристического атеизма
и, главное, вовлечение трудящихся в преобразующую деятельность
привели в конечном итоге к отходу от веры в Бога многие массы
вчерашних верующих. На это ушла целая советская эпоха — великая! В
80-е годы минувшего века истых верующих в СССР было не более 10%. С
реставрацией капитализма в России произошла реставрация религиозных
взглядов в массовом сознании, что и понятно: реставрировались
социальные основы религии. Ленинская зарисовка
социально-психологической подоплеки веры в Бога вполне приложима к
сегодняшнему дню свинцовой российской действительности: «Страх
создал богов». Страх перед слепой силой капитала, которая слепа,
ибо не может быть предусмотрена массами народа, которая на каждом
шагу жизни пролетария и мелкого хозяйчика грозит принести ему и
приносит «внезапное», «неожиданное», «случайное» разорение, гибель,
превращение в нищего, в паупера, в проститутку, голодную смерть, —
вот тот корень современной религии…» Разве это не актуально в
наше время?
Столь же, увы, актуальна и опасность для русского человека в
олигархически-чиновничьей России потерять свою связь с русским
миром, потому как его, человека, методично уничтожают — уродуют его
родной язык, взрывают его общинно-коллективистский образ жизни,
превращают святые ценности его морали в товар: честь, совесть, долг
— все на продажу. Великую русскую культуру бросают на панель, где
торжествующе-бесстыдно исполняет свой ритуальный танец
победительницы «массовая культура». Страдающего Христа загнали в
рок-оперу и глумятся над христианскими заповедями нравственности.
Русский человек обращается к Церкви как к последнему духовному
очагу. Этим можно объяснить приход к вере в Бога многих, кто
считает себя русским. Большинство находит в ней утешение, но все ли
находят удовлетворение главной своей потребности — в социальной
справедливости? Храмов и монастырей, монастырских земель все больше
и больше, но больше ли социальной справедливости в современной
России? Вопрос, от которого никому никуда не уйти — ни атеистам, ни
верующим. Последние видят сплошь да рядом циничное глумление над
святыми заповедями Христа. «Не убий!» — убийство стало делом
обыденным, убивают даже детей и родителей своих. «Не укради!» —
крадут чуть ли не все, причем чем выше стоит человек на лестнице
богатства и власти, тем он крадет больше. «Не прелюбодействуй!» —
разврат пошел дальше: взрослые принуждают к нему маленьких детей,
оставаясь безнаказанными… Верующих стало больше, нравственности —
все меньше и меньше… Но вернемся к первым годам Советской власти.
Почему все же громадное большинство православных пошло за
большевиками, за Лениным, поверило Советскому государству? И это
при том, что официальная Церковь в лице патриарха Тихона открыто
заняла антисоветскую позицию, а от стихийного насилия пострадали
храмы, монастыри, священнослужители? Чтобы дать более полный ответ
на поставленный вопрос, надо вспомнить, что существовало и
существует русское народное православие.
Важнейшее событие в истории русского народа — Крещение Руси в 988
году — обратило русских в христиан, но не уничтожило языческих норм
нравственного отношения прежде всего к земле и окружающему миру. На
вере в землю как источник людской жизни, на чрезвычайном к ней
уважении (когда драли ее плугом или сохой, то просили у нее
прощения) строилось все русское земледелие. «Земля — Божья!» — так
говорили древние русичи и свято верили, что она — достояние общее и
кому-то одному принадлежать не может. Такое отношение к земле
навечно вошло в русское православие. «Земля — крестьянам!» — этот
ленинский лозунг был высшим выражением социальной справедливости
для русского крестьянина-христианина. Мир — Русь — Россию он
воспринимал как большую общину, как общину общин, как землю
Русскую, которую в час беды надо спасать всем миром, не щадя живота
своего. С языческих времен утвердились нравственные нормы бытия,
легшие в духовную основу русского патриотизма: «на миру и смерть
красна», «мертвые сраму не имут», «пострадать за други своя».
Народное православие, считая землю даром Божьим, выше всего чтило
труд пахаря, возводило в добродетель воздержание от материальных
излишеств, самоограничение в удовлетворении мирских потребностей,
нестяжательство. Обычные крестьяне, добывающие хлеб насущный в поте
лица своего, обходившиеся минимумом житейских удобств, ушедшие от
мирской суеты и посвятившие свою жизнь очищению и совершенствованию
своей души, почитались в Древней Руси как святые праведники. Они
имели куда больший нравственный авторитет в крестьянском мире,
нежели священнослужители. Не случайно великий князь Дмитрий перед
Куликовской битвой, когда впервые в русской истории возникла нужда
в народном, крестьянском ополчении, обращается с просьбой помочь
собрать это ополчение не к митрополиту Московскому, а к Сергию
Радонежскому — святому старцу-праведнику. Почему? Да потому, что
Сергий — главный авторитет в русском крестьянстве: он делал всю
крестьянскую работу и жил праведно. Как только на смену
старцам-праведникам пришли самозваные «святые» типа Григория
Распутина, не знающие честного труда, авторитет Церкви страшно пал.
Случилось это, когда капитал с его рынком (все на продажу!)
надвинулся на Россию.
В сталинскую эпоху Русское народное православие, выработавшее и
хранившее в себе трудовую мораль, этические нормы поведения в быту,
в семье, общине, в жизни, проникшее в недра народного сознания,
оказало сильнейшее влияние на формирование того, что Сталин называл
своеобразием психического склада, национальной культурой и
национальным характером. Именно по национальной культуре и
национальному характеру русского человека бил вульгарный атеизм
ультралевых. Он был воинствующим и нанес немалый ущерб
нравственному здоровью советского общества в довольно длительный
период борьбы за власть в правящей РКП(б) — ВКП(б) между сталинским
большинством и троцкистско-зиновьевско-бухаринским меньшинством. В
данный период, с 1924 по 1934 год, антисталинская оппозиция (левые
и правые уклонисты), представители которой занимали ключевые посты
в системе политпросвета, образования и просвещения, в органах
госбезопасности и правопорядка, сумела существенно поколебать
традиционные нравственные устои народной жизни, целенаправленно
размывая ее русские начала.
В школе да и во всем обществе пропагандировалась любовь только к
рабочему классу и партии, но никак не к Родине и народу. Отрицалась
вся история России, с древнейших времен и до Октябрьской революции
1917 года. Виднейшие ученые, составлявшие славу отечественной
исторической науки, лишались работы, многие из них оказались в
заключении. Разгул русофобии, прикрываемой революционным
фразерством, — особая тема, требующая особого рассмотрения.
Мы остановимся лишь на том, что коснулось чувств православных
христиан — многих миллионов русских. В рассматриваемый период, по
признанию Троцкого, была предпринята попытка «разрушить так
называемый семейный очаг, то есть архаическое, затхлое и косное
учреждение». В быту популяризировались гражданские браки,
проводились молодежные акции под лозунгом «Долой стыд!» К радости
Троцкого, «школа и комсомол широко пользовались детьми для
разоблачения, устыжения, вообще «перевоспитания» пьянствующего отца
или религиозной матери». По мнению трубадура перманентной
революции, в русской семье не могло быть трезвого отца. Активно
использовался метод «потрясения родительского авторитета в самых
его основах». В 1926 году был принят закон (!), по которому
законный брак уравнивался с бытовым сожительством (свобода любви!).
Всю дореволюционную (тысячелетнюю!) историю России Бухарин называл
«рабской», «азиатской», а русский народ «нацией Обломовых».
С середины 30-х годов кардинально меняется оценка прошлого нашего
Отечества. Началом тому послужило принятое в 1934 году
постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской
истории в школах СССР». Оно восстановило историческую науку. Из
ссылки и тюремного заключения возвращены видные русские историки,
осужденные за «монархизм» и «шовинизм». Изданы новые учебники. В
них история классовой борьбы представлена в деяниях народных масс.
Но представлена и история борьбы за национальную независимость Руси
— России, которую символизировали великие исторические личности:
Александр Невский, Дмитрий Донской, Петр I, Александр Суворов и
Михаил Кутузов. До этого в школьных учебниках их имена были преданы
поношению. Теперь же они становились национальной гордостью.
Уже в конце 1930 года Сталин решительно выступил против оскорбления
в «пролетарской литературе» (Демьян Бедный, др.) русского
национального характера и беспощадно бичевал бытовавшее у архилевых
авторов суждение о том, что «Россия в прошлом представляла сосуд
мерзости и запустения». Неотвратимость войны против СССР была
очевидной. Она диктовала необходимость обращения к национальному
сознанию и самосознанию русского народа — ведущей силы советского
общества. А это сознание и самосознание формировалось, далеко не в
последнем счете, на основе этических и патриотических ценностей
русского православия. Нацеленный против последнего воинствующий
атеизм был не просто помехой укреплению морально-политического
единства советского народа накануне войны, но грозил нанести
непоправимый ущерб делу этого укрепления.
Сталин, хорошо знавший основы православия, никогда не был
воинствующим безбожником, то есть человеком, агрессивно-нетерпимо
относящимся к вере в Бога тогда еще большинства трудового народа
(да!). Убежденный марксист-диалектик, реалист в политике, он
руководствовался марксистской идеей отмирания религии, что могло
произойти и происходило в Советской России в процессе изменения
сознания людей с изменением ими социального бытия на
социалистический лад. Это требовало времени, и немалого, а также
максимального уважения к религиозному чувству верующих, поскольку
оно, это чувство веры в Бога, нерасторжимо было связано с верой в
свой народ, Россию. Оно было связано уже с чувством любви к
Советской Родине.
Патриотизм уже становился советским, но был освящен православной
верой у людей старшего поколения. Не случайно Великая Отечественная
война с первых дней своих получила в народе название священной. В
ней старшее поколение, в большинстве своем верующее, и поколение
молодых — атеистов по убеждению слились в любви к социалистическому
Отечеству. Поэтически пронзительно связь времен и поколений Руси
православной и Руси Советской выразил Константин Симонов в своем
знаменитом стихотворении «Ты помнишь, Алеша, дороги
Смоленщины»:
Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая
живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.
Воинствующий атеизм как грубое насилие над религиозным сознанием
верующих грозил советскому обществу противостоянием отцов и детей,
разрушением основы нравственного благополучия социалистического
государства — семьи. Сталин это хорошо понимал, как и то, что
православное сознание есть у верующего советского человека форма
его национального сознания, уже насыщенного социалистическим
идеалом социальной справедливости. И главное, что сознавал
Стал
6d60
ин-политик: война предстоит не на жизнь, а на смерть, война
классовая, но и народная, отечественная. Война геополитическая —
быть или не быть России.
Антипод Сталина — воинствующий безбожник Троцкий, отдадим ему
должное, первым увидел коренной перелом в отношении ВКП(б) и
Советского государства к религии. Находясь в далеком зарубежье, он
с нескрываемой злостью писал: «Ныне штурм небес, как и штурм семьи,
приостановлен». В одном Троцкий ошибался: политика оголтелого
атеизма была не приостановлена, с нею было покончено в сталинское
время. Покончено в середине тридцатых годов — до войны.
Примечателен факт, случившийся в культурной жизни страны в 1936
году. Из репертуара известного тогда Камерного театра, руководимого
влиятельным режиссером-модернистом Таировым, постановлением
Комитета по делам искусств снимается опера «Богатыри», что была
поставлена в 1932 году по пьесе Демьяна Бедного. «Опера» являла
собой глумление над великим князем Владимиром и осуществленным им
Крещением Руси. Постановка ее в 1932 году была встречена на ура
пролеткультовцами, узревшими в ней «смелую проекцию в
современность». Воинствующие атеисты захлебывались от восторга. И
вот Таиров через четыре года решился на возобновление постановки
пресловутой «оперы». Упомянутое постановление явилось для него и
его поклонников громом среди ясного неба. Еще бы: оно было
опубликовано в «Правде»! О причине снятия «Богатырей» (а по сути —
их запрета) говорилось недвусмысленно: спектакль «дает
антиисторическое и издевательское изображение крещения Руси,
являвшегося в действительности положительным этапом в истории
русского народа». «Правда» — центральный орган ВКП(б) —
предупредила русофобствующих атеистов: их очернительству и
поношению русской истории и русского народа, их надругательству над
православной верой пришел конец. Вскоре было распущено «Общество
безбожников».
Говоря о недопустимости насилия над чувствами верующих (в этом
Сталин неуклонно следовал Ленину), скажем и об объективной
необходимости научного атеизма как средства борьбы с религиозным
влиянием на массовое сознание. Социализм — результат научного
преобразования общественной жизни. Он в конечном итоге ведет к
формированию научного атеистического сознания, что предполагает
преодоление религиозных взглядов. В сталинскую эпоху — эпоху самого
решительного и самого динамичного социалистического переустройства
России (угроза войны диктовала его высокие темпы) — наука, научное
образование и просвещение становились обязательным условием
социального прогресса. Вспомним сталинский постулат: «Кадры,
овладевшие передовой техникой, решают все!»
Церковь была отделена от государства, и религия являлась частным
делом по отношению к государству. Но оставались ли они нейтральны,
безобидны в отношении к строительству социализма? Религиозные
предрассудки, а они проповедовались как церковные каноны — об
изначальной греховности человека, о предопределенности его судьбы
волею Божьей, о служении только Богу и ответственности только перед
ним, о Божьей каре за грехи и т.п., — препятствовали формированию в
каждом личности борца. А именно такой личности требовало
социалистическое преображение жизни — личности
борца-коллективиста.
Церковь же настраивала на «уединенную честность» (Чернышевский), но
никак не на борьбу с несовершенством жизни. При всем уважении к
чувствам верующих борьба с их религиозными предрассудками
становилась неизбежной в условиях строящегося социализма. В
особенности это касалось партии коммунистов — авангардной силы
общества. Сталин предельно строго придерживался ключевого
марксистско-ленинского вывода о том, что, признавая религию частным
делом по отношению к государству, коммунисты никак не могут считать
ее частным делом по отношению к партии. По его убеждению, данный
вывод актуализировался наличием в СССР, в особенности в 20-е годы,
реакционного духовенства, не рисковавшего уже открыто выступать
против Советской власти, но разлагающе действовавшего на души
верующих иносказательными пастырскими наставлениями. В 1927 году в
беседе с американской рабочей делегацией Сталин говорил об этом
прямо: «Партия не может быть нейтральной в отношении носителей
религиозных предрассудков, в отношении реакционного духовенства,
отравляющего сознание трудящихся масс… Антирелигиозная пропаганда
является тем средством, которое должно довести до конца дело
ликвидации реакционного духовенства».
…В 1923 году патриарх Тихон заявил о своем отказе от
антисоветской деятельности. Впоследствии он приложил немалые усилия
к тому, чтобы нормализовать отношения Русской православной церкви и
Советского государства. Но его окружение тому не способствовало.
Однако жизнь шла вперед, и время требовало новой генерации высшего
духовенства, свободного от антисоветизма. Ей непросто было
появиться: из 61 архиерея, бывших на службе у РПЦ к концу войны, 17
в канун ее отбывали заключение безвинно. Среди рядовых
священнослужителей жертв мстительных наговоров и лживых обвинений
оказалось много больше.
Репрессии 30-х годов были вызваны объективной необходимостью, но
имели и жестокие издержки субъективного характера: борьба между
силами сталинского социализма и «революционного» космополитизма шла
не на жизнь, а на смерть… Но высшее духовенство во главе с
патриаршим местоблюстителем митрополитом Сергием в первый же день
Великой Отечественной войны нашло в себе силы подняться выше
противоречий между Церковью и государством и осталось верным
патриотическому долгу русского православия. Это сыграло свою
историческую роль в утверждении между Русской православной церковью
и Советским государством отношений взаимного уважения и имело
чрезвычайно важное значение для судьбы Отечества. Накануне войны
верующие в СССР составляли более половины населения страны.
Духовенство и верующие РПЦ, откликаясь на призыв принять посильное
участие в помощи фронту и тылу, в 1941 — 1944 годах пожертвовали в
фонд обороны, в помощь детям-сиротам, воинам-инвалидам более 200
млн. рублей (деньгами, золотыми и серебряными предметами). Из них 6
млн. поступило из опустошенного блокадой Ленинграда!.. Не было ни
одного даже сельского прихода на свободной от фашистских
захватчиков земле, не внесшего свой вклад в общенародное дело.
Служители русского православия жертвовали и жизнью своей, участвуя
в партизанском движении.
Русское православие было сражающимся в годы Великой Отечественной.
По словам Сталина, люди и вещи изменились после начала войны.
Трагичная страница разногласий между Церковью и государством была
перевернута. В 70 — 80-е годы ХХ века между Русской православной
церковью и правящей КПСС установились отношения мирного
сосуществования. В 1988 году страна отметила 1000-летие Крещения
Руси как великое событие отечественной и мировой истории…
В настоящее время
В годы перестроечного раскола советского общества высшие иерархи
РПЦ занимали поначалу позицию нейтралитета: не было заявлений ни
«за», ни «против» с их стороны относительно устремления
«демократов» к реанимации психологии и идеологии времен Гражданской
войны. Лишь один митрополит Ленинградский и Ладожский Иоанн увидел
в перестройке русофобию, стремление Запада навязать России свои
«общечеловеческие» ценности. Он один заявил тогда во всеуслышание:
«Америка России — не указ». Не исключаем, что близкие ему по духу
были и есть среди высшего духовенства, но они молчали тогда, как
молчат и сейчас.
В пору разгула ельцинизма, продолжающегося и в наши дни, церковные
иерархи во главе с патриархом Алексием II, при всей сдержанности
его публичных выступлений, приняли сторону новой власти. Чем это
обернется, да уже оборачивается для Церкви? Не тем ли расколом
православного мира, что случился в начале ХХ века? Люди, глубоко
верующие, думающие о судьбе страны и церкви, не могут обойти
стороной эти вопросы. «Церкви, — говорит русская писательница Вера
Галактионова, — сейчас все труднее удерживать религиозное
благодушие среди христиан. Прихожане, уже поделенные на
вип-православных и православное отребье, при таком социальном
расслоении начнут вот-вот отпадать от веры. Раскол на чудовищно
богатых и чудовищно бедствующих нельзя замаскировать. И он имеет
одну тенденцию — к еще большему расслоению. А это — почва для
нарастания взаимной вражды среди людей. Обойдется ли страна без
стихийной революции?» («Литературная газета», № 26, 2011 г.)
Проблема социального раскола в российском обществе — кричащая.
Внятного отношения к ней высшее священство РПЦ до сих пор не
высказало. На Всемирном русском народном соборе постоянно говорится
об угрозе для России нарастающей бездуховности и безнравственности,
что, безусловно, верно. Но воздействует ли это на главных
виновников массового аморализма и жестокосердечия — на
космополитическую элиту капитала (а она правит бал) и на власть,
маскирующую свой космополитизм флиртом с русским православием?
Взывать к исполнению олигархами, их менеджерами и прочей обслугой
заповедей христианской морали, взывать к совести обогатившихся за
счет обнищания народа — все равно что требовать от насильников
соблюдения правил хорошего тона при обращении с жертвами
насилия.
Тщетность нравственных проповедей, обращенных к безнравственной
власти, осознается все большим числом верующих. Их большинством
осознается и пагубность антисоветизма для нравственно-духовного
единства народа. К сожалению, со времени интронизации патриарха
Кирилла антисоветские мотивы часто стали слышны в выступлениях
активных деятелей РПЦ, нередко приглашаемых на радио и телевидение.
Антисоветизм не только безнравствен, но и иррационален. А как иначе
можно охарактеризовать стремление отрицать советское бытие и
сознание народа между 1917 и 1991 годами? Была ли на это отрицание
воля Церкви? Ее не было и не могло быть, ибо Церковь, по канонам
русского православия, есть не только священнослужители, но и весь
православный мир, включающий в себя православных, ныне
здравствующих, и всех ушедших в мир иной начиная с Крещения Руси в
988 году. В их нескончаемом ряду находятся и православные, отдавшие
свою жизнь за Советскую Родину.
Известный русский мыслитель, человек православный, глубоко верующий
В.В. Кожинов в 2000 году, когда в ходу оказалась утопическая идея
возвращения России к бытию и сознанию более чем восьмидесятилетней
давности, писал: «Конечно, за более чем тысячелетнюю историю нашей
церкви те или иные ее деятели неоднократно «вмешивались» в
«мирские» дела, но это были проявления именно их воли, но не воли
церкви как таковой».
Антисоветизмом прикрывается социальный раскол, без преодоления
которого не спасти русский народ. А без русского народа не будет ни
русского православия, ни России. Именно угроза гибели великого
народа реальна сегодня. Случайно ли нынешние властители вбивают в
массовое сознание понятие «российская нация», ни слова не говоря о
титульной русской нации?
Для коммунистов России вопрос не только их отношения к религии и
Церкви, но и отношения масс (реальных людей, какие они есть на
данный момент) не может быть второстепенным. Когда создавалась
большевистская партия, большинство трудящихся верило в Бога. Тогда,
в начале ХХ века (1909 г.), Ленин считал и утверждал: «Мы должны не
только допускать, но сугубо привлекать всех рабочих, сохраняющих
веру в Бога, в с.-д. партию». И после победы Октября он выступал за
то, чтобы «допустить, с рядом особо ограничительных условий,
оставление в партии верующих, но заведомо честных и преданных
коммунистов».
Сталин, как бы продолжая эту ленинскую мысль, говорил: «…у нас
нет таких условий приема в члены партии, которые бы требовали от
кандидата в члены партии обязательного атеизма». Ограничительным
условием для верующих, по Ленину, было прежде всего — никакой
пропаганды внутри партии религиозных взглядов и недопустимость
превращения такой пропаганды в главную задачу своей политической
деятельности. С данными ограничениями верующие находились в рядах
партии до конца двадцатых годов минувшего века. Ожесточение
идеологической борьбы в ВКП(б) с конца двадцатых и до середины
тридцатых годов имело одним из своих следствий прекращение приема в
партию верующих, хотя никаких решений по данному вопросу не
принималось.
К сожалению, практика неприема верующих в ряды коммунистов
просуществовала до последних дней КПСС. Возрожденная в 1993 году
партия коммунистов России — КПРФ восстановила свободу совести для
каждого ее члена. На сегодняшний день в ней уже немало верующих.
Воинствующий атеизм недопустим в КПРФ. Противоречие между принятой
верующим материалистической программой партии и его религиозными
воззрениями есть его личное противоречие, и оно не подлежит
обсуждению. Прием в ряды коммунистов верующих давно стал нормой в
коммунистических партиях Китая, Кубы, Вьетнама.
КПРФ не отрицает религию и церковь, что было бы равно отрицанию
верующих, составляющих в нынешней России большинство народа. КПРФ
борется против превращения религии и Церкви в инструмент и средство
эксплуатации трудящихся, в механизм государственной машины
подавления их интересов. КПРФ не воюет с духовенством, помогающим
верующим жить по христианским заповедям. КПРФ выступает против тех
деятелей Церкви, что преисполнены стремления к воинствующему
антисоветизму и клерикализму (проникновению, вопреки Конституции
РФ, религии и Церкви в дела государства, в дела мирские).
Клерикализм, что давно доказано историей, опасен для самой
Церкви.
Что касается принципиальных положений, руководствуясь которыми КПРФ
выстраивает свои отношения с русским православным миром, то они,
как мы пытались показать, изложены в трудах Ленина и Сталина и
воплощены в их политической и государственной деятельности. Еще раз
останавливаться на них нет необходимости. Но есть один вопрос, на
котором стоит остановиться особо. Это вопрос об отношении
коммунистов к русскому православию как явлению русской и мировой
культуры. Ни у Ленина, ни у Сталина на этот счет конкретных
высказываний нет.
Но их уважительное отношение к роли русского православия в
формировании великой русской культуры выражено в их деяниях,
ставших историческими фактами. …Лето 1918 года. Разгар
Гражданской войны. В этот напряженный до предела момент публикуется
специальное постановление Советского правительства за подписью его
Председателя В.И. Ульянова-Ленина о памятниках великим деятелям
революционного движения, философии, науки, культуры. Список
начинается с Андрея Рублева.
…1947 год. Земля от войны не остыла. В Спасо-Андрониковом
монастыре открыт Центральный музей древнерусской культуры и
искусства им. Андрея Рублева.
С Крещением Руси, принятием христианства началось развитие
письменного литературного русского языка, создание при монастырях
книгописных мастерских. Через книгу русское слово осваивало новые
территории. Не только оружием, но и русской книгой завоевана
Сибирь. Вся классическая русская литература ХIХ века зиждется на
этических нормах русского православия — исповедальности,
совестливости, сострадании к ближнему, доброте и душевной
щедрости… От русского православия вошли в нашу жизнь слова
высокого нравственного смысла — «душа», «духовность». Коммунистам
нельзя забывать об этом в борьбе за души и сердца людей.